Повный Станислав Петрович

Станислав Петрович Повный родился 20 мая 1935 года на Украине.

Отец его был шахтёром, мать работала воспитателем в детском саду. Стасик детсад не посещал, потому что не хотел, и родители вынуждены были нанять няню. «Вечерами, а то и днём, когда погода была ненастная, книжки она мне читала и песни пела. Так что я ещё ни писать, ни читать не умел, а стихи Пушкина и Шевченко с её голоса наизусть заучивал. Тогда и завладела поэзия моей душой», - вспоминал Станислав Петрович. Но счастливая пора детства для мальчика была недолгой. Её оборвала война. В 1941 году отец добровольцем ушёл на фронт, а шестилетний Стасик с матерью и старшим братом Олегом, которому тогда было 13 лет, собирались эвакуироваться в тыл. Но на Донбассе семья попала в окружение и полтора года жила в оккупированном немцами селе Гришино. И хотя Стасик был тогда ещё мал, на всю жизнь запомнил ужасы жизни в оккупации, издевательства фашистов над местным населением.

Несколько военных месяцев семья Повных жила в Казахстане. Когда они возвращались в родные края, эшелон, в котором ехала семья, обстреляли немецкие бомбардировщики. Спасаясь от налёта, братья убежали в степь, а когда после бомбёжки вернулись к эшелону, мать и бабушку найти не смогли. Несколько дней скитались мальчишки по кубанской степи, пока их не подобрали солдаты артиллерийского полка. Так они стали сынами полка.

За два года братья со своим полком прошли путь от Кубани до берегов Дуная. В конце 1944 года начались бои за освобождение Будапешта. На его подступах мальчики попали под миномётный огонь. Олег погиб, а Станислав в результате тяжёлого ранения лишился зрения. Четыре месяца он провёл в госпитале, а ещё через два месяца, в августе 1945 года, нашлась его мать.

Война оставила неизгладимый след в его душе, и Станислав Петрович не случайно считал, что он «родом из войны». Об этом его книги «Моя война» (2005 г.), «Дойду до Берлина» (2008 г.) и стихи:

И потому, как из плена, Памятью давних дней Детство моё военное Часто приходит ко мне. Сядем мы с ним сегодня И, не включая свет, Петь будем в ночь новогоднюю Песни военных лет. Вспомним Дунай, Карпаты, И при сиянье луны Слушать нас будут солдаты, Что не пришли с войны.

После войны подросток учился в спецшколе для незрячих детей, затем в обычной школе, окончив её с Золотой медалью. После окончания Ужгородского Государственного университета по распределению поехал в Амурскую область. Работал учителем истории в Шимановске, преподавателем в Амурском строительном техникуме, методистом кафедры культуры ДальГАУ, журналистом, занимался общественной и творческой деятельностью. Был вице-президентом Амурского общественного фонда имени В. Приёмыхова, долгие годы сотрудничал с газетой «Дальневосточный пограничник». Лауреат литературно-художественного конкурса «Золотое перо границы».

Член Союза писателей России. Публиковался в газетах и журналах, коллективных сборниках, в альманахе «Приамурье». Автор 12 сборников стихотворений («Берегите солнце» (1997 г.), «Любовь моя граница» (2002 г.), «В кругу друзей» (2003 г.), «Пока жива любовь» (2004 г.), повестей и рассказов («У границы строгое лицо», «Моя война», «Дойду до Берлина»), сборника песен «Песня в зелёных погонах», написанного в соавторстве с амурским композитором Николаем Лошмановым. Награждён несколькими медалями.

Станислав Петрович Повный умер 5 марта 2012 года. Похоронен в Благовещенске.

Листая страницы книги
Шуркина месть
(Отрывок из рассказа)

… Он поставил ведро и пошел к рукомойнику. В это время на крыльце появился квартирант.

— Молодой козяин приносит что-то интересант, — сказал он, расплываясь в улыбке, и заглядывая в ведро. — О, какой красивый рыба! Это есть кароший подарок герр комендант. — И, подхватив ведро, направился к калитке.

Шурка рванулся за ним, но подоспевшая мать придержала его за руку:

— Сынок, не надо! Ты же знаешь, что они делают, если им перечат. — В голосе ее звучали мольба и тревога.

— Паразит! — процедил сквозь зубы Шурка, дрожа от гнева. — Поплатишься ты за этот грабеж, гад ползучий!

— Ты что? — испугалась мать. — Не вздумай связываться! О нас подумай.

— У него пистолет есть, — вставил Гринька, а Варюшка подбежала и затараторила, успокаивая старшего брата: — Не расстраивайся, Шура. Ты же еще поймаешь рыбы, а он пусть подавится теми окунями. А тронешь его — всем нам плохо будет.

— Ладно, хватит вам, — отмахнулся Шурка и сел за стол.

Он молча съел картошку и выпил кружку черешневого компота. Потом помыл ноги, зашел в дом и лег в постель. Но сон не шел, и он долго ворочался, размышляя о том, как отомстить найюму грабителю (теперь он только так называл постояльца). Ни удар по голове из-за угла в темноте, ни отравление не подходили — дознаются немцы, повесят не только его, но и мать с Гринькой и Варюшкой. Надо найти такой способ, чтоб на него не могла упасть даже малейшая тень подозрения. Так ничего и не придумав, он вскоре заснул.

На следующий день Шурка вернулся с рыбалки рано, когда немец еще спал. Мать быстро почистила рыбу и спрятала в погреб.

— Пожарю, когда уйдет пучеглазый в сваю комендатуру? — сказала она.

Шурка натаскал в бочки воды для поливки огорода, заменил две штакетины в заборе и поправил Варюшкины качели.

Тем временем «грабитель» проснулся, поплескался под рукомойником и, напялив свой офицерский мундир, отправился на службу. Через полчаса на столе смачно румянилась жареная рыба, и вся семья села завтракать. Как всегда, мать положила Шурке самую большую порцию, но он отобрал два больших куска и переложил в тарелки Гриньке и Варюшке.

— Ну, зачем ты их поважаешь? — упрекнула его мать. — Ешь сам, чтоб сил было побольше.

— Сил у меня хватит, — отмахнулся Шурка, — а им расти надо.

Гринька придвинул тарелку поближе к себе, а Варюшка, отправляя в рот аппетитно хрустящий золотисто-коричневый кусок леща, влюбленно смотрела на старшего брата.

Шурка ел молча, медленно, глядя куда-то вдаль своими карими глазами, то сдвигая, то раздвигая темные дуги густых бровей. Мысли его были направлены на одно: как отомстить грабителю-фашисту, но уже не за отнятый у него улов, а за унижение односельчан, за надругательства оккупантов над жизнью, которую он так любил и за которую его отец сражается где-то на фронте, а может, уже сложил свою голову.

После завтрака, отправив младших дергать сорняки в огороде, он пошел на речку искупаться. У самой воды увидел растянувшегося на песке Борьку, сына бывшего учителя. До войны они сидели за одной партой, занимались авиамоделированием и мечтали стать летчиками. Теперь же виделись редко и часто не находили темы для разговора. — Посмотри вон туда, — махнул Борька рукой в сторону высокого утеса, громоздившегося над самой водой.

— Громадина, — сказал Шурка, раздеваясь.

— Оттуда фрицы прыгали в воду, да как прыгали!

— Пусть прыгают, — буркнул Шурка, — может, шею какой сломает. — И он, сделав несколько шагов по пологому дну, распластался на воде и поплыл к середине реки. Борька догнал его, они вместе проплыли метров сто и повернули обратно…